Сад стеклянных деревьевСад стеклянных деревьев
I. Сад, Сон и Капризуля
Мартину недавно исполнилось девять лет. Так же, как и другие дети, он ходил в школу, и так же, как и другие дети, не очень ее любил. Нельзя сказать, что Мартин чем-то особенно отличался от своих ровесников. Он не выделялся в толпе, носил ту же школьную форму и обычную короткую мальчишескую стрижку. И оценки в школе у него были не хуже и не лучше, чем у других – как повезет, мог и пятерку получить, и тройку схлопотать. Обычный мальчик.
Сам Мартин тоже думал, что он обычен. Даже слишком. У него не было серьезных увлечений, он не собирал наклейки с фишками и не любил физкультуру – не мог долго бегать, быстро уставал. С другими мальчишками, что из школы, что из дворовой компании, он не водился, из-за чего его считали чудаковатым или слишком стеснительным. Хотя Мартин не стеснялся и не был робким. Единственным страхом его был страх совершить ошибку, и страх этот был единственной силой, против которой Мартин почти не мог бороться. Если предстояло на физкультуре прыгать в длину, или идти к доске отвечать, внутри у Мартина все сжималось, дрожали руки и потели ладони. Потому и думали, что он застенчив и робок, и часто дразнили «хлюпиком» или «плаксой». Это было очень обидно, потому что в школе Мартин никогда не плакал, даже когда разбивал коленки.
А еще Мартин не мог представить себя героем. Не мог понять и мальчишек, которые взахлеб читали комиксы и мечтали, что когда-нибудь вот так же выйдут на борьбу со злом и будут спасать мир. Мартин этого представить себе не мог. Вот рыцари – сильные, мужественные, герои... вот злые драконы, враги, опасности и приключения. И он, Мартин – обычный мальчик без всяких суперсил. Даже без врагов и драконов. «Это не про меня», - думал он часто. И от этого почему-то становилось грустно. Ему очень часто становилось грустно. Особенно из-за мамы.
Мама Мартина была воспитательницей детского сада. Она была очень хорошей, и почти не ругала за плохие отметки. Правда, мама очень любила сравнивать Мартина с другими детьми, постоянно говорила, у кого отметки в школе выше, кто вежливей себя ведет, кто опрятнее выглядит... Мартину было немного обидно это слышать. Любой собственный подвиг, который казался Мартину настоящим геройством – вроде первой собранной модели корабля – казался маме абсолютно обычным. А вот какой-нибудь мальчик из второго подъезда делает таких потрясающих воздушных змеев... И Мартин быстро оставлял свое увлечение. Ему было досадно оттого, что мама так говорит. Мартин очень любил маму, но вот иногда, самую капельку, ему казалось, что мама его не любит.
Папа Мартина был водителем дальних перевозок. Он редко бывал дома, а если и бывал, то делал всегда одно и тоже – привозил Мартину подарки, трепал по голове и громко радостно восклицал: «Надо же, как ты вырос!». Мартин любил папу, но из-за того, что папа редко бывал дома, Мартин не знал, о чем и как с ним разговаривать.
И хотя из всего перечисленного состоят очень многие мальчики, может быть, даже ваши друзья и соседи, у Мартина было то, что в корне отличало его от других. У него была Тайна. Настоящая, секретная, нежно хранимая у самого сердца. Тайна Мартина заключалась в его сновидениях. Он часто видел один и тот же сон. Сон о саде стеклянных деревьев.
Сон начинался всегда одинаково: Мартин выходил из какого-то замка, видимо, через черный ход. За спиной его был замок, или очень-очень большой дом. И в этом доме был праздник, горел свет, слышалась музыка, голоса и смех. Но Мартину совсем не хотелось веселиться. Поэтому он выходил в сад, где стояла ночь. Эта ночь была прохладной и очень светлой, на небе сияли звезды, целые скопления, галактики - больше, гораздо больше, чем Мартин когда-либо видел. Наверное, еще светила луна, но Мартин не мог найти ее на небе. Просто знал, что она есть, потому что только ее свет мог так освещать этот странный сад.
Мартин спускался по ступенькам и медленно шел вглубь сада. Здесь не было травы, а прозрачные деревья переливались, словно были выточены из горного хрусталя, и сквозь стеклянную кору можно было увидеть, как струится внутри сияющий серебристый сок. Деревья были живыми, они росли как настоящие, но по совершенно непонятным Мартину законам. Единственное, что он знал – он еще никогда не видел такой изумительной красоты.
Мартин бродил, прикасаясь ладонями к прохладным гладким стволам. Ему здесь было хорошо и так тепло на сердце, что он часто думал, что именно это люди и называют любовью – так нравился ему этот сад, что он задыхался от нежности, касаясь руками стеклянных ветвей. Легкий ночной ветер, ероша волосы Мартина, трогал листья, и от его дуновения они тихонько мелодично звенели. Небо постепенно светлело, и в воздухе чувствовалась свежая сырость утра, сад вокруг был огромным, и Мартин понимал, что не прошел даже половины, даже трети этого странного удивительного места. А солнце уже всходило, его первые лучи высвечивали стекло, и сад вспыхивал радужным пожаром. Мартин был насквозь пронизан этим сиянием, и ему было так хорошо, что одна только мысль прерывала радость: «Как жаль, что мне это только снится…».
От этой мысли Мартин всегда просыпался. И потом, собираясь в школу, еще долго обдумывал, вспоминал и откладывал в памяти то, что видел.
Так продолжалось довольно долго, но однажды осенью он простудился и заболел. Сначала был просто кашель и насморк, но становилось все хуже и хуже, и, укрытый неприятно жарким одеялом, Мартин лежал в кровати в полубреду. Мама суетилась с лекарствами, заваривала чай, капала Мартину в нос неприятные капли, от которых жгло в горле, через каждые двадцать минут ставила ему градусник, а потом хмурилась и качала головой - видимо, жар был действительно сильным. В конце концов, мама заставила его выпить какой-то противный горячий напиток с лимонным вкусом, и принесла еще одно одеяло. И это помогло. Мартин даже не заметил, как крепко заснул.
Все повторялось - так же, как всегда. Он вышел из гремевшего праздником замка в сад стеклянных деревьев. Но теперь здесь почему-то гораздо отчетливей чувствовалась прохлада ночи и ветер. Мартин протянул руку и отломил веточку. Она сначала прогнулась, а затем переломилась с тихим хрустальным звоном. Мартин вздрогнул – он еще никогда не позволял себе здесь ломать ветки и рвать цветы... А вдруг его будут за это ругать? Или еще хуже –больше не пустят в сад! Положив веточку на землю, Мартин быстро пошел, а затем побежал прочь от замка. Бежать оказалось очень легко, дыхание не сбивалось, и Мартин ускорил бег. Он бежал вглубь сада, ему хотелось успеть до утра увидеть как можно больше, и он не заметил, что шума замка больше не слышно. А вскоре он выбежал на берег небольшого пруда и в изумлении остановился. Мартин никогда еще не видел в саду чего-то кроме деревьев, кустов и цветов. А здесь... вода. А чуть поодаль – стеклянные камыши. А на поверхности воды – широкие стеклянные листья кувшинок. Хотя самих цветов нет, наверное, не сезон.
Вода была кристально чистой. Мартин присел на корточки и опустил в нее руку. Вода казалась обычной водой – холодной и мокрой. От прикосновения по ее поверхности пошла рябь, искрящаяся тем же радужным блеском, что и стекло деревьев. «Стеклянная вода, - подумал Мартин. – Интересно, а на вкус она какая?»
И он зачерпнул воды в горсть, и только поднес к губам, как вдруг раздался звонкий, резкий девичий голос:
- Не вздумай это пить! Ты что, отравиться хочешь?!
Мартин от неожиданности опустил ладони, расплескав воду. На другом берегу стояла стеклянная девочка.
На вид ей было лет десять. Во всяком случае, она была очень похожа на ровесницу Мартина. В отличие от стекла деревьев, кожа незнакомки была матовой, как запотевший бокал. Волосы у нее были длинные, белые, с радужными переливами, и матово светился сарафанчик в хрустальных кружевах... Только глаза были ярко голубые, блестящие и удивленные. Но еще ярче у нее в груди билось сквозь стекло пульсирующее красное сияние. Оно угасало и вспыхивало, становясь из бледно-розового ярко-алым. «Сердце», - понял Мартин. И невольно смутился оттого, что может видеть сердце девочки. Проследив его взгляд, она прикрыла сияние ладошкой.
- Не смотри! – строго сказала она, так строго, что Мартин сразу отвел взгляд. Но не смотреть на девочку было выше его сил, и он поднял глаза.
- Кто ты? – спросила девочка все тем же высокомерным тоном.
- Я Мартин, - сказал Мартин. - А как тебя зовут?
- Я – Юя, - представилась девочка. Мартину показалось, что он не расслышал.
- Юя? – переспросил он. – Тебя так зовут? Но таких имен не бывает... Может быть, Юля?
- Нет, Юя! – упрямо сказала девочка. – Это мое имя. И я не давала тебе право его коверкать! Вот возьму и назову тебя Мартын или Матрин! Будешь знать!
«Вредная какая, - подумал Мартин, и точно для себя решил: – Капризуля»
Так обычно мама называла капризных девочек в детском саду. А девочка напротив, хоть и не была детсадовского возраста, зато очень соответствовала прозвищу.
- Зачем ты хотел пить эту ужасную воду? – продолжала она, все так же прикрывая ладошкой бьющееся алое сияние, которое все равно тускло просвечивало сквозь стекло ее матовой кожи.
- Я... – Мартин замялся. – Да так просто... попробовать хотел...
- Попробовать хотел! – то ли ахнула, то ли фыркнула Капризуля. – Да любой человек знает, что в воде полно микробов! Это может значить только то, что ты – двоечник!
Пока она все это говорила, Мартин вспомнил мультик про Буратино. Мальвина в этом мультике тоже так разговаривала, высокомерно и поучительно. От этого сравнения Мартин улыбнулся.
- Чему это ты улыбаешься? – возмутилась девочка. – Что тебя так рассмешило?
- Ничего, - сказал Мартин, но признался: – Я просто подумал, что ты похожа на Мальвину.
- На кого? – от удивления Капризуля даже забыла о высокомерном тоне и захлопала стеклянными ресницами. Затем внимательно всмотрелась в Мартина - так пристально, что ему стало неловко. А потом нахмурилась, что было очень забавно на лице маленькой девочки.
- Мартин... – повторила она медленно, едва ли не по слогам. Мартину еще показалось, что она за время разговора впервые обратилась к нему по имени. И вдруг ахнула, отступив на шаг назад и прикрыв рот ладошкой.
- Что, что такое? – испугался Мартин. Она чуть двинулась назад, словно хотела отпрыгнуть от озера и убежать, но вместо этого пораженно выдохнула:
- Ты – не-стеклянный!
- Ну да... – виновато пожал плечами Мартин. – Не стеклянный. Обыкновенный. Но кричать-то зачем?
- Как ты сюда попал? – девочка, видимо, уже немного успокоилась, но все равно выглядела напряженной. «Она боится меня? – удивился Мартин. – Боится только потому, что я – не стеклянный?»
- Я сюда пришел, - сказал Мартин. – Я вышел из замка в сад стеклянных деревьев. И пришел сюда.
- Как ты мог сюда прийти? – продолжала спрашивать девочка. Мартин совсем не понимал, чего именно она от него хочет, и что он сделал не так. – Как ты попал в замок?
- Не знаю, - Мартина начинало злить такое количество вопросов. – Я сюда попал потому, что уснул! И все это мне снится!
На этом месте он умолк, потому что ничего не случилось. Он не проснулся, как это случалось раньше, и тень тревоги закралась Мартину в душу. Девочка замерла, словно обдумывала его слова, а потом закричала:
- Ты сумасшедший! Тебе нельзя здесь быть! Уходи! Просыпайся! Сейчас же!
- Я никакой не сумасшедший! – возразил Мартин, - Это ты кричишь на меня, хотя я тебе ничего не сделал! И я часто сюда прихожу! И часто тут гуляю! И буду сюда приходить, поняла?! Это МОЙ сад! Это МНЕ он снится! И ты мне снишься, но ты – вредная Капризуля, и тебя я во сне видеть больше не буду! И ты исчезнешь! Да!
- Дурак! – крикнула она и побежала к нему по берегу. В голосе ее Мартин расслышал страх, и это испугало его. – Это ты исчезнешь, если не проснешься! Навсегда! Тебе нужно вернуться! А ну просыпайся! Немедленно!
Она уже стояла напротив, тяжело дыша от бега, сжимая руки в кулачки, и совершенно забыв прикрыть трепещущее красное сияние. Оно билось, словно отсчитывая секунды, вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло...
- Я... я не могу, - сказал Мартин уже тише. – У меня не получается. Я уже давно должен был проснуться, но ничего не выходит.
- Неприятность на мою голову! – фыркнула она и схватила его за руку. – Держись!
И положила его руку на алое сияние. Ладонью Мартин ощутил тепло. Красный свет вспыхнул вокруг, завыл ветер, и закружилась голова. Кажется, они летели, но он не был в этом уверен – все вокруг рябило, мелькало, и пришлось закрыть глаза. А когда свет снова вспыхнул – они стояли где-то совсем в другом месте, и под ногами вместо берега была странная фиолетовая трава. И воздух... воздух совсем другой. И ветер. Сильный, порывистый. Ветер, который пах бензином, духами, пекарней и свежей краской... такой знакомый запах города. Мартин посмотрел на Капризулю. Ей было очень плохо. Она тяжело дышала и закрывала ладошкой нос и рот, синие глаза заволокло слезами. Его руку она не отпускала.
- Туда смотри! – хрипло сказала девочка, кивнув вперед. Мартин обернулся и замер – впереди была дверь. Недалеко, около ста шагов. Прямо в поле фиолетовой травы, заросшая вьюном и виноградом, открытая настежь обычная металлическая дверь, а за ней – темнота. И ветер.
- Видишь дверь? Тебе туда! Иди! Быстро! – и Капризуля, отпустив его руку, сильно толкнула Мартина ладонями в спину. Но как только она выпустила его руку – дверь исчезла. Осталось только огромное поле фиолетовой травы.
- Просто иди вперед! Дверь там! – крикнула сзади Юя. – Ты просто ее не видишь, но ты должен идти вперед!
И он пошел. А потом побежал, и это было так трудно, словно он пытался бежать по дну бассейна: ноги не слушались, и воздух стал густым, как кисель. Преодолевая сопротивление, Мартин упорно отталкивался от земли, делая шаг за шагом... пока вокруг не сгустилась темнота. Вязкая и горячая. Мартин открыл глаза.
- Ох, ну наконец-то! – сказала мама, и погладила Мартина по голове. У нее был очень усталый вид.
- Вот и хорошо, что проснулся, – из-за плеча мамы выглянул доктор. – А то еще немного – и пришлось бы везти в больницу. А так – пропишу таблетки, и скоро поправишься.
- Ох, слава Богу! – снова вздохнула мама. Они еще долго разговаривали. Доктор выписывал какие-то лекарства, объяснял, что, сколько и когда принимать, мама слушала и задавала вопросы.
А Мартин лежал на кровати с сильно бьющимся сердцем, и в голове была только одна мысль: «Она спасла мне жизнь. Эта вредная стеклянная девочка Юя, Капризуля, спасла мне жизнь».
II. Карта, Зерно и Условие
Следующую неделю Мартин провел дома. Мама не разрешала выходить на улицу, готовила много вкусных блюд, но строго следила, чтобы Мартин пил лекарства и делал уроки. Только мысли Мартина были совсем не об этом. Он думал о Капризуле.
Если откровенно, Мартину было стыдно, что он не поблагодарил ее за спасение. Хотя это довольно глупо звучит – девочка ему просто приснилась, ее не существует, а значит, и благодарности ей не нужно. Но сердце Мартина каждый раз неприятно сжималось, когда он вспоминал, как, не оглядываясь, бежал по полю с фиолетовой травой. Ему очень хотелось еще раз увидеть Юю и поблагодарить ее.
Но Юя не появлялась. Когда в следующий раз Мартин попал в сад, то невольно растерялся: он совсем не помнил дорогу к пруду. Видимо, слишком быстро бежал тогда. Он попытался повторить свой путь наугад, и тоже бежал, ведь времени в этот раз было так мало – но вокруг были только стеклянные деревья, кусты и цветы. И рассвет наступил слишком быстро – Мартин не смог найти пруд. На следующую ночь он выбрал другой маршрут, и снова заблудился, и опять не нашел Капризулю. Но когда он просыпался, на тонком, хрупком мостике между сном и явью ему в голову вдруг пришла идея, и он цепко ухватился за нее, открывая глаза. Еще толком не проснувшись, Мартин вскочил с кровати, достал из письменного стола альбомный лист и простой карандаш. На несколько секунд он замер, не зная, с чего начать, но воспоминания слишком быстро стирались лучами утреннего солнца, потому он принялся быстро наносить на лист все то, что помнил. Замок, и сад, и тропинки в саду, по которым ходил... получалось схематично и приблизительно, но это уже была карта. Карта его снов. Мартин всегда любил листать атласы и карты дорожных маршрутов – их много лежало в столе у папы. И когда он закончил, то решил, что будет делать так каждый раз, когда проснется.
Самым сложным было вспомнить во сне, куда нужно идти. Поначалу это получалось не сразу, и Мартин терял время. А он чувствовал, что время – это очень важно, и нельзя его терять, ни минуты. Потому каждый раз он ложился спать с устойчивым намереньем: «Сегодня я пойду направо! Мне нужно сегодня именно направо!». И засыпал. И так все чаще ему удавалось вспомнить: «Мне нужно направо!», и он шел направо, а потом, утром, отмечал свой маршрут на карте. И карту приходилось перерисовывать несколько раз – слишком маленькой она получилась сначала, все виденное на ней уже не вмещалось.
Мартин упорно искал девочку, ему даже казалось, что на самом деле она не такая уж Капризуля, какой казалась сначала. На пятый день Мартин нашел пруд. Он очень обрадовался, когда увидел его, и сразу побежал к воде. Но на берегу никого не было. Мартин так удивился этому, что сперва не поверил. Постоял немного, прислушался – но слышен был только тонкий хрустальный звон листьев на ветру.
- Юя! – позвал он. – Юя, ты здесь? Ау!
Но ему никто не ответил, только крик его затерялся эхом между деревьями. Вдруг стало так горько, что он бросился бежать вдоль берега, чтобы обежать пруд вокруг, но проснулся. И долго лежал, глядя в потолок. Он нашел пруд, как и хотел. Он действительно очень хотел, но... Видимо, он искал не то, что ему было нужно. Ведь не будет же Юя сидеть у пруда всегда. Она же девочка, пусть и стеклянная, и свободно может ходить, куда захочет. Значит, она может быть где угодно. Только вот откуда-то Мартин знал, что ее нет в замке. Там, где веселье, смех и музыка – ее нет. Значит, нужно искать снова. Мартин уверенно встал и нанес пруд на карту.
Этим же вечером, ложась спать, Мартин решил обойти вокруг замка. Времени было немного, потому что утром ему нужно идти в школу. Когда он снова попал в ночной сад, то сразу пошел вдоль стены. Направо. На самом деле замок оказался огромным, и Мартин долго шел, пока не дошел до угла. Потом была другая стена, тоже длинная, и еще один угол, и еще стена, которая вывела Мартина к парадному входу. Он увидел большие двери резного стекла, четыре высокие колонны, ступеньки лестницы и длинную аллею до больших ворот. Вдоль аллеи на постаментах стояли стеклянные статуи грифонов. Мартин пошел вдоль них, внимательно разглядывая изогнутые клювы, острые когти и сложенные крылья. Они напоминали Мартину ледяные скульптуры с выставки, на которой он был когда-то. Потянув на себя хрустальную створку ворот, Мартин вышел наружу...
...И в лицо ему дохнуло страхом. Необъяснимое беспокойство холодными лапищами сжало сердце. Там, за воротами, была дорога, и уходила она далеко, через стеклянный лес. Деревья здесь были выше, больше, и даже слышалось хлопанье птичьих крыльев. А дальше за лесом Мартин увидел белый свет, меркнущий и вспыхивающий. Маяк. Там, где-то далеко-далеко впереди был маяк. И ночь была ночью, такой же, какую он часто видел здесь – звездной, лунной, красочной. Но беспокоило Мартина не это – ветер выл за воротами. Ветер пах плесенью, велосипедной смазкой и рыночной, нагретой на солнце рыбой. Ветер пах городом, и тревога колотилась у Мартина в груди – этот ветер был опасен. Но не для него, Мартина, а для этого странного места.
Мартин проснулся в поту, резко и сразу. Сонливости не было, до звона будильника оставался еще целый час, но Мартин не мог спать. Сердце билось очень громко и словно хотело вырваться наружу, ритмично ударяясь в грудь, в уши, в голову... Его стеклянному саду что-то угрожает. Эта мысль не отпускала Мартина. Он нанес на свою карту замок, аллею грифонов, ворота и дорогу к маяку. Если есть маяк, то есть и берег, и есть, наверное, море... Как много он еще не знает о мире, который снится ему.
И этому миру что-то угрожает.
Тревога не давала покоя. Мартин пошел в школу, и тревога пошла за ним. Она садилась с ним за парту на уроках и отвлекала его, мешая сосредоточиться на заданиях. А задания были сложные, Мартин много пропустил, а тут еще эта тревога – лезет под локти, шепчет постоянно, сердце трогает. Чуть двойку не заработал, отвлекшись.
И мысли его были далеко, в саду стеклянных деревьев. В его тайном месте, неприкосновенном и секретном, о котором никто ничего не знает. И его швыряло в ужас, в холодный пот и дрожь оттого, что его любимый таинственный сад может исчезнуть. Что он перестанет ему сниться. Или просто однажды Мартин туда придет, а стеклянные деревья вырубают и вывозят, и какой-то строитель, пропахший едким сигаретным дымом, хрипло скажет ему: «Иди отсюда, мальчик, тут стройка». И вместо сада будет обычный супермаркет. Или рынок, пропахший рыбой, арбузами и духотой. И его потрясающий стеклянный мир с капризной вредной девочкой Юей погибнет под натиском всего нужного, полезного и необходимого взрослым, чужим, не-стеклянным людям. От таких размышлений становилось так плохо, что слезы начинали щипать глаза. Мартин готов был все отдать и все сделать, даже умереть, лишь бы его сад был в безопасности.
С такими мыслями он вернулся из школы, с такими мыслями он заснул. А когда попал в сад, то увидел там Юю. Она сидела на стеклянной скамье у лестницы, по которой обычно спускался Мартин. Просто сидела, болтала ногами, и не пыталась прикрыть рукой трепещущее алое сияние. Мартин был очень рад ее видеть.
- Я ждала тебя, - сказала Юя без приветствий.
- А я тебя искал! – ответил Мартин быстро. Он все никак не мог поверить, что она появилась – вот так, просто, сама. Юя подняла на него удивленные голубые глаза.
- Зачем ты меня искал?
- Я хотел сказать тебе «спасибо»! Спасибо за то, что спасла меня!
- А еще? – надменно спросила Юя и выжидательно посмотрела на него. Мартин понял, что должен что-то сказать, подумал, и произнес:
- Прости за то, что на тебя накричал.
- Извинения приняты, - важно кивнула Юя. Мартин только вздохнул. «Я ее так искал... – подумал он. – А она как Капризулей была, так и осталась». Потом он спохватился.
- Ты сказала, что ждала меня. Зачем?
- Я за тобой наблюдала, - сказала Юя. – Сперва мне показалось, что ты чужой. Но ты тревожился за этот сад, и я подумала, что ты его действительно любишь. Это так?
Мартин кивнул.
- Значит, теперь я могу с тобой говорить. Потому что я тоже его люблю, - сказала Юя. – А поскольку говорить мне здесь не с кем, то я буду говорить с тобой.
- А почему тебе не с кем говорить? – удивился Мартин. Юя сразу стала грустной, и прикрыла ладошкой пульсирующее красное сияние на своей груди.
- Я принцесса. А в этом замке живет мой папа. Но он не пускает меня в замок. Я всегда живу в этом саду.
- Почему?
- Потому что здесь нет птиц, - сказала Юя. Мартин не понял. – Там, снаружи, живут птицы, - пояснила Юя. – Птицы и рыбы. А еще насекомые и огромные киты, которых никто никогда не видел. Птицы благородны и священны, они самые прекрасные создания на свете. Но птицы боятся красного цвета. И впадают в ярость. Когда я была маленькой, я вышла из сада наружу. И меня едва не заклевали до смерти.
- Из-за твоего сердца? – удивился Мартин. – А что с тобой случилось?
- Со мной ничего не случилось, - обиженно сказала Юя. – Я такой родилась. Папа говорил, что я родилась как раз тогда, когда впервые подул ядовитый ветер. И после моего рождения птицы покинули этот сад. Папа очень любит птиц. И поэтому он не очень любит меня.
- Твой папа не может тебя не любить, - уверенно сказал Мартин. – Думаю, он волнуется о тебе. Потому боится, что птицы на тебя нападут. И что еще за ветер такой?
Юя как-то странно посмотрела на него, что от этого взгляда Мартину стало неловко.
- Ты же видел траву, чувствовал ветер. Ты знаешь об этом ветре больше, чем я или папа. Ты же оттуда пришел.
- Ветер, который пахнет городом? – догадался Мартин. – А почему он ядовит?
- Потому что он разрушает стекло, - сказала Юя. – Стеклянная трава перестает быть стеклянной. Она колышется на ветру, цветет летом, а по осени чахнет и высыхает. Она становится живой, а все, что имеет жизнь, рано или поздно ее теряет.
- А ты? Разве ты не живая?
- Я не имею жизни, - сказала Юя. – Хотя, я, наверное, не имею смерти. Мы вырастаем из стекла, а стекло вечно, если не разобьется. И самая страшная участь для нас – это разбиться на миллион осколков. Но никогда еще в этом стеклянном мире не было смерти. А теперь она есть. И, возможно, скоро стекла в этом месте больше не будет. Зато здесь будут живые деревья и живые цветы. И это, наверное, тоже будет прекрасно, только цветы завянут, а деревья со временем состарятся. Я не знаю, так же ли это страшно, как разбиться, но мне будет грустно потерять этот сад. И не только сад. Говорят, там, снаружи, начинают появляться не-стеклянные птицы и насекомые, совсем как ты.
- А почему они появляются? – спросил Мартин с ужасом и задумался. Сердце его билось очень быстро, и мурашки бежали по коже, когда он думал о том, что это место может исчезнуть. Оно уже исчезает!
- Я не знаю, - сказала Юя. – Я только знаю, что открылась дверь, и ветер дует оттуда.
- Та дверь, через которую я тогда выходил? Которая исчезла?
Юя кивнула. Мартин вне себя от паники подскочил к ней.
- Я могу помочь?! – в порыве спросил он.
- Помочь? – удивилась Юя. – А ты хочешь?
- Я правда хочу! Этот сад – мое самое-самое любимое место! Может быть, я что-то могу?
- Может быть, можешь, - Юя задумалась, и оценивающе оглядела Мартина. У того горели глаза, и он был готов броситься куда угодно и делать что угодно, лишь бы быть полезным. – Не ожидала я от тебя такого решения. У тебя может не хватить на это сил.
- У меня хватит сил! – уверенно сказал Мартин.
- Это будет сложно.
- Я выдержу! – решительно кивнул он. И голова кружилась от собственной храбрости. Все было очень странно... обычно тот мир, в котором Мартин родился, тот город, где он жил, ту школу, в которую он ходил, всегда было кому защитить. Там были взрослые, учителя, милиционеры и пожарные. А еще были герои комиксов и мультиков, которые тоже спасали людей, города или даже весь мир... Но здесь и сейчас, в этом маленьком уютном стеклянном мире его снов не было никого из них. И Мартин откуда-то знал, что никто, кроме него, этот сад не спасет. Потому что он не-стеклянный. И именно поэтому сад ему снится. Его любимый мир просит помощи, и Мартин понял: «Это больше некому сделать, кроме меня!»
Юя внимательно наблюдала за его внутренней борьбой, затем спрыгнула со скамьи и встала напротив Мартина.
- Я вижу, что ты действительно хочешь, - сказала она. – Ты можешь попробовать. Но учти – у тебя всего одна попытка, и если ошибешься, второго шанса не будет.
Мартин кивнул. Он справится. Он просто не может не справиться.
- Вот, - Юя протянула на ладошке маленькое стеклянное семечко. – Возьми это зерно. Когда проснешься, посади его в землю и дождись, пока прорастет. Держи его как можно ближе к себе, не оставляй ни на минуту. Но пока оно не распустится, ты не должен спать. Это самое важное условие. Это может быть три дня, пять дней или даже больше, и если справишься, оно расцветет. И тогда ты должен будешь взять его в свой сон, и принести мне.
- Я справлюсь, - сказал Мартин, принимая семечко с ее ладошки. – Не теряй надежду, я все выдержу!
- Давай я лучше не буду надеяться, - Юя грустно улыбнулась. – Иначе, если не справишься, я не смогу тебя простить. Зато если ты выдержишь и придешь сюда, я буду искренне радоваться твоему успеху.
Мартин улыбнулся ей и кивнул, стараясь запомнить этот сад, ночь, и эту странную грустную стеклянную девочку. Он сжал семечко в своей ладони. И проснулся.
III. Росток, Испытания и Ночи без сна
Проснулся Мартин оттого, что стеклянное семечко больно впилось в ладонь. Он сел на кровати и уставился на свою порезанную руку. Семечко было на ладони. Маленькое стеклянное зерно.
Вошла мама.
- Ах, Господи! – всплеснула мама руками. – Как ты умудрился порезаться, и что это у тебя за стекляшка? Давай, промою тебе руку, горе ты мое.
И у Мартина сердце в пятки провалилось, когда он подумал, что мама сейчас отнимет его семечко, и он не спасет стеклянный сад, и Юя его не дождется, потому что он не сможет от стыда показаться ей на глаза. Мартин решительно выпрямился и глянул на маму.
- Мама, - сказал он. – Я уже не ребенок. И это моя стекляшка, она мне очень нужна. А руку сам помою, и пластырем заклею. И тебе не надо за меня волноваться. Я не маленький.
Спокойный и строгий тон, которым Мартин это сказал, удивил даже его самого. Разумеется, сразу стало неловко – он подумал, что мама обидится. Но мама не обиделась. Наоборот, она широко улыбнулась:
- Какой ты у меня стал взрослый, самостоятельный. И голос у тебя... совсем как у отца.
И мама не отняла у Мартина зернышко. Все утро она улыбалась, кажется, думая о папе, который в пути. Мартин удивлялся, глядя на нее, но ему было очень хорошо.
Посадить семечко оказалось непростой задачей – Мартину нужно было идти в школу, поэтому он взял пластиковый стаканчик, и насыпал в него земли из маминого фикуса. Опустив зернышко в землю, Мартин щедро полил его водой, хотя не был уверен – нужна ли вода стеклянному семечку. Но мама так делала с домашними цветами, поэтому Мартин решил поступить так же.
Уже выходя в школу, Мартин вспомнил: «ты должен хранить его как можно ближе к себе». Недолго думая, Мартин запихнул пластиковый стаканчик во внутренний карман куртки, и отправился на занятия.
В школе было холодно, топить еще не начали, а потому учителя разрешали сидеть в одежде. Мартин только и думал, что о своем маленьком семечке. Он боялся, что если другие мальчишки увидят его стаканчик с землей, обидное прозвище «ботаник» станет буквальным. И Мартин так увлекся этими мыслями, поглядывая на стаканчик, что учительница заметила его невнимательность.
- На что это ты там отвлекаешься? – строго возмутилась она, и Мартин вздрогнул. – А ну иди к доске, или я отберу твою игрушку!
И ведь отберет! Учительница у них была строгая, и действительно иногда забирала на ее взгляд «посторонние вещи», коими дети баловались на уроках. У Мартина внутри все сжалось – он должен идти к этой ужасной доске, решать пример перед всеми, а если не решит, над ним будут смеяться... Но нельзя было потерять заветное семечко. Потому Мартин решительно встал и направился к доске. И с каждым шагом голова прояснялась, дышалось все ровнее. Когда пример был уже перед его глазами, Мартин был абсолютно спокоен и без труда его решил. И то чувство, с которым он возвращался на место, было куда ценнее, чем пятерка в журнале. Он отстоял свое стеклянное зернышко. Он его отстоял. И потом, на перемене, когда снова взглянул на стаканчик, то увидел маленький острый росток, выглядывающий из земли.
День прошел отлично. Сложнее было, когда опустилась темнота, и пора было ложиться спать. Мартин видел, что росток показался еле-еле, и что пройдет еще много времени, пока он вырастет и распустится. Чтобы не заснуть, Мартин попробовал читать, но строчки вскоре начинали расплываться, погружая его в дрему. Тогда он сел делать макет кораблика. Эта работа была очень мелкой и точной, приходилось напрягать глаза, а потому они вскоре перестали слипаться. За ночь он сделал два макета, а когда снова глянул на окно, то увидел, что небо уже посветлело. Он не уснул. Но эта была только первая ночь.
Днем в школе все было замечательно. Мартин уверенно делал задания, и даже сумел отстоять свой стаканчик, когда одноклассник увидел его росток. Мартин говорил с ним спокойно и твердо, тем голосом, который так напоминал маме папин голос. И одноклассники не стали над ним смеяться. Наоборот, стали даже уважительно здороваться с Мартином. И росток вытягивался все выше, что Мартин иногда очень боялся его сломать. Но росток был тверд и совсем не хрупок. И Мартину иногда казалось, что это зернышко прорастает сквозь него самого. Кристальная ясность, спокойствие и полное отсутствие прежнего панического страха наталкивали его на эти мысли. К тому же, в его сердце теплилась спокойная решительная уверенность: «я смогу!». И он чувствовал, знал, что сможет.
Тяжелее было ночами. Он делал макеты кораблей и самолетов, а когда начинал засыпать – принимался перечерчивать карту, дополнять ее. Не спать было очень тяжело, к утру Мартин чувствовал себя совершенно разбитым, а потому хотел скорее пойти в школу. Там к нему приходила какая-то легкая ясность, которая не позволяла сну победить его. Главное же по ночам, как Мартин понял, был яркий свет настольной лампы и какое-то дело, которое требует сосредоточенности. Что он и делал. Макеты кораблей у него получались теперь превосходно. Пару раз Мартин даже пил из маминой кружки горький невкусный кофе. Мама когда-то говорила, что кофе бодрит, хотя Мартин не очень верил в его чудесные свойства.
Так прошло три дня. Мартин не забывал поливать свой росток, и его не покидало странное ощущение – словно бы стеклянный стебель растет от его слов и поступков. Мартин не был в этом уверен, это была просто догадка. А на четвертую ночь, достав свой стаканчик, он увидел бутон красного цветка. Это был стеклянный клевер, и, сосчитав лепестки его листьев, Мартин увидел, что их четыре. Это был очень хороший знак, четырехлистный клевер приносит счастье и удачу. А сам бутон цветка был красным.
Цветок должен был распуститься уже очень скоро, и Мартин решил подождать еще ночь, снова сев дополнять свою карту, и то и дело глядя на красный стеклянный цветок. И казалось ему, что красное сияние трепещет и бьется, как сердце стеклянной принцессы Юи. И он сам не заметил, как его стал убаюкивать этот свет, и как закрылись его глаза. И Мартин уснул, сжимая свою карту в одной руке и стаканчик в другой.
IV. Клевер, Ключ и Яиненмос
Когда Мартин открыл глаза, вокруг него было поле фиолетовой травы. Большое-большое, сколько хватало глаз. Сердце в пятки ушло – он уснул! Мартин подскочил, как укушенный, и внимательно оглядел себя. В одной руке у него была карта, в другой – стаканчик с красным, еще не раскрывшимся клевером. Внутри у Мартина все заколотилось – куда он попал? И что теперь делать? И хватит ли Юе и саду этого нераскрывшегося цветка?
А еще здесь выл холодный порывистый ветер, пахнущий городом. Мартин только сейчас понял, что он стоит посреди поля в своей синей клетчатой пижаме, и фиолетовая трава неприятно колет босые ступни. И ему холодно. Но больше всего Мартин испугался того, что стеклянный клевер тоже может замерзнуть, а потому сунул стаканчик в нагрудный карман пижамы, и обхватил себя за плечи, чтобы сохранить тепло. Он помнил это поле, он уже был здесь однажды вместе с Юей, но вокруг была только трава, и Мартин стал оглядываться по сторонам в поисках каких-нибудь ориентиров. Он помнил, как учили в школе – если заблудился, нужно найти дерево, пень, столб или что-то еще, и идти к нему, чтобы не сбиться с пути. Но пней и столбов не было вокруг. Зато далеко-далеко впереди Мартин увидел кромку блестящего стеклянного леса. И пошел туда.
Он шел долго и очень устал. Но, не дойдя до леса, Мартин увидел странное мельтешение в воздухе. А потом разглядел получше. Это были птицы.
Птицы были огромные, стеклянные, и хищные, как показалось Мартину. Их клювы были изогнуты. И эти птицы боролись в воздухе – три нападали на одну, клевали ее, били крыльями и пытались ударить когтями, и бедная птица постепенно теряла высоту. И у Мартина сердце сжалось, что птица может разбиться на миллион осколков. И он побежал вперед, помчался что есть сил.
Птица упала на землю. Она не разбилась, а тяжело опустилась, спружинив о землю тонкими длинными ногами, но как только птица коснулась земли, три другие хищницы ринулись на нее.
- НЕТ! – закричал Мартин, приближаясь к дерущимся. Он вспомнил, как вот точно так же его дразнили и били мальчишки в школе, когда их было много, а он один. – Трое на одного – это нечестно!
Птицы заметили Мартина. Трое нападавших взъерошили хохолки на головах, зашипели, как змеи, и рванулись к Мартину, словно взбесились. Мартин остолбенел, когда вспомнил: «птицы не любят красный цвет. Они от него впадают в ярость». И Мартин в ужасе прикрыл ладонью свой цветок, но было поздно – птицы набросились на него.
- Чужак! Здесь чужак! – кричали они отрывистыми голосами.
- Кыш! Прочь! – Мартин отмахивался руками, пытаясь прикрыть росток. Мартину повезло, что по сравнению с этими чудовищами он казался маленьким, потому ловко уворачивался от острых клювов и когтей, но огромные крылья мощными ударами все же повалили его на землю. Он начал отмахиваться руками, пытаясь защитить лицо, небо заслонили птичьи силуэты, как вдруг поляну осветила яркая красная вспышка. Свет заструился к самому небу, перетекая всеми оттенками алого, пурпурного и бардового цвета. Мартин не сразу понял, что так ярко и красочно горит его распустившийся клевер. Птицы испуганно закричали, забили крыльями, пытаясь взлететь. Мартина ударило крылом и он потерял сознание.
Когда Мартин пришел в себя, то понял, что не чувствует ветра. Словно бы что-то прикрывает его от порывов. И когда он открыл глаза, то увидел, что лежит под большим стеклянным крылом. Рядом сидела птица. Большая, в несколько раз больше Мартина, и больше всего эта стеклянная птица напоминала ему птицу-секретарь – с длинными ногами, изогнутой шеей, длинным хвостом, острым изогнутым клювом, прижатым к голове хохолком и большими умными глазами, черными и блестящими, как вулканическое стекло. Мартин запомнил эту птицу из энциклопедии животных, потому что его тогда очень удивило название – как это птица может быть секретарем? Она же совсем не похожа... На шее этой птицы топорщились стеклянные перья, больше всего напоминающие чешую. Птица смотрела на Мартина внимательно и спокойно.
- Спасибо, - сказала птица, когда Мартин приподнялся и встал на ноги. Она сложила свое огромное стеклянное крыло и посмотрела на Мартина. Ее голос, глухой и низкий, звучал у Мартина в голове, тогда как клюв оставался закрытым.
- Ты не ранена, птица? – спросил Мартин.
- Не больше, чем ты сам, - последовал ответ. Мартин только тут догадался себя оглядеть. Ничего, кроме мелких царапин, ссадин и пары ушибов. Гораздо больше его взволновало другое – он с ужасом увидел, что в перепалке вырвал свой клевер из земли. И Мартин уже готов был запаниковать, как вдруг заметил, что клевер цветет и сияет алым светом. А еще корень клевера словно бы в форме ключа. Очистив его от земли, Мартин понял, что и держит в своей руке цветущий стеклянный ключ.
Птица отвернулась. Ей, видимо, было неприятно смотреть на этот свет. Но она не впадала в ярость или страх, а наоборот, оставалась спокойной.
- Ты не боишься этого света? – удивился Мартин, на всякий случай прикрыв красный клевер ладонью. Птица повернула к нему свою огромную венценосную голову с изогнутым стеклянным клювом.
- Боюсь, - сказала она. – Но моя благодарность выше моего страха и моей ярости. Ты спас мне жизнь, хоть ты и не-стеклянный, незнакомец.
- Меня зовут Мартин, - представился Мартин и добавил, - видишь, теперь я знакомец. А кто ты?
Птица выдержала короткую паузу.
- Яиненмос, - представилась птица. Вернее – птиц. И как он раньше не догадался... – Яиненмос из клана высокогорных Яри. Бывший вожак северной стаи.
- Почему другие птицы напали на тебя? Вы же с ними так похожи...
- Это была моя стая, - с горечью отозвался Яиненмос. – Они отреклись от меня.
- Почему? – удивился Мартин. Яиненмос долго смотрел на него, пока не ответил:
- Потому что у них теперь другой, не-стеклянный вожак.
«Мир гибнет, - подумал Мартин. – Мир гибнет, потому что оживает...»
- Почему ты не улетаешь? Ты же теперь в безопасности.
- Ты спас мне жизнь. Значит, я перед тобой в долгу, - сказал Яиненмос. – К тому же, мне больше некуда возвращаться. И если я могу тебе помочь...
- Ты можешь помочь мне, Яиненмос! – радостно воскликнул Мартин, разглаживая лист своей чудом уцелевшей карты. – Мне нужно вот сюда! Ты сможешь отнести меня туда?
Яиненмос Яри долго смотрел на карту, затем сказал:
- Я знаю это место. Это замок короля и сад его дочери. Птицы всячески избегают этого места. Это далеко, но если тебе нужно, я отнесу тебя туда. Садись.
И Яиненмос склонил голову к земле, чтобы Мартин смог забраться ему на шею. Он мертвой хваткой вцепился в стеклянные перья, на всякий случай спрятав свой клевер-ключ в нагрудный карман пижамы, вместе со сложенной картой. Яиненмос встал с земли на всю высоту своего огромного роста. Мартин судорожно вцепился в его шею, перестав дышать – Яиненмос был ростом почти с их дачный домик, может, даже еще выше... И он расправил свои огромные крылья, взмахнул раз, другой, третий, и взлетел. В лицо Мартину подул ветер, и ветер этот пах городом, но Мартин был удивительно счастлив, когда летел, крепко прижимаясь к спине Яиненмоса.
Кажется, у него появился друг.
V. Птицы, Плащ и Эй
Во время полета Мартин рассказывал Яиненмосу о своей миссии, о том, как все началось, как он попал в стеклянный сад и как встретил там Капризулю. Рассказывая это, Мартин вдруг сам удивился, как много всего интересного с ним случилось.
- Значит, ты вызвался спасти наш мир? – удивился Яиненмос. – Это очень странно. Чтобы не-стеклянный человек жертвовал всем ради стеклянного мира... Ты удивительно смелый, Мартин.
- Я вовсе не смелый, - отзывался Мартин, чувствуя, как пылают уши. Яиненмос Яри был гордой свободной птицей, он очень высоко ценил моральные качества человека, и уже несколько раз говорил Мартину такие вещи, вроде: «это очень храбрый поступок» или «это очень благородно». Мартин всякий раз краснел и отнекивался, но в глубине души был очень рад, что Яиненмос Яри так ценит его старания.
Они долго летели над полем вдоль реки, но когда полетели над лесом, в небо взвилась стая маленьких птиц, но их было так много, что небо потемнело от их мельтешения.
- Чужак! – кричали они надрывно. – Чужак! Чужак! Не-стеклянный!
Мартин крепче прижался к Яиненмосу.
- Они не дадут нам пролететь, - сказал Яиненмос Яри. И не успел он закончить фразу, как огромная туча стеклянных птичек атаковала его и Мартина. Тот еле успел прикрыть рукой красный клевер. Птицы стали клевать их, и острые жала коротких клювов больно били Мартина в спину, в плечи и в ноги. Они пытались сбросить его с Яиненмоса, а Мартин что есть сил цеплялся за перья Яри, царапая руки о жесткое стекло. В конце концов, тот пошел на снижение, планируя над самыми деревьями.
- Приготовься, Мартин, - предупредил он. – Нам придется опуститься на землю.
Он нырнул в лес, послышался звон ломающихся стеклянных ветвей, и, в конце концов, Яиненмос приземлился на небольшую поляну.
- Яиненмос, они же маленькие птички и могут пролететь между ветками! – сказал Мартин. – они все равно нас заклюют!
- Лес защитит нас, - спокойно ответил ему Яиненмос. – Во всяком случае, на какое-то время. Ты просто слишком заметен. А еще несешь на груди красный цветок. Ничего удивительного, что они атакуют. Придется часть пути идти пешком.
И они пошли сквозь лес. Мартин не мог идти босиком по стеклянной лесной подстилке, поскольку тут же обколол ступни. Поэтому Яиненмос снова взял его на спину, и Мартин, держась руками за шею птицы, старался привыкнуть к неровностям пешего перемещения. Над ними плотным куполом сцепленных вместе ветвей и листьев возвышался лес, и птицы щебетали где-то высоко в его кроне, но не пытались атаковать.
Яиненмос вскоре устал. Все-таки он был летающей птицей и к долгим прогулкам его тонкие ноги с хищными острыми когтями не были предназначены. После отдыха они попытались снова подняться в небо. И тут же были атакованы щебечущей тучей. Пришлось опять спускаться. Трижды Яиненмос старался вырваться в полет, но ему не давали. Пичужки были маленькие, размером с обычного воробья, но их было очень много. Продолжать путь так было опасно, а идти Яиненмос больше не мог. К тому же стало темнеть. Надвигалась ночь.
Мартин уговорил друга сделать ночной привал. Сам Мартин уже привык к ночи в стеклянном саду и нисколько не боялся ее, но Яиненмос был горной птицей, и почти никогда не был в лесу, поэтому ему было неспокойно. Но вскоре он уснул под деревом, спрятав свою могучую голову под крыло, а вот Мартин заснуть не мог. Ему очень не нравилось то, что маленькие птицы не дают им лететь над лесом. Так он будет добираться очень долго и не найдет Юю, или будет уже слишком поздно. Потому Мартин стал думать, как сделаться менее заметным, чтобы птицы не клевали их и дали лететь по небу. И придумал. Оглядевшись в поисках нужного материала и найдя его, он решительно встал. До утра у него было много работы.
Когда Яиненмос проснулся, Мартин уже почти закончил. На его руках было много порезов, но Мартин был рад своему успеху. У него получилось.
- Смотри! – сказал он Яиненмосу. – Смотри, что я придумал!
На земле перед Мартином лежал плащ из стеклянных листьев. Листья, сплетенные в ряды, больше всего напоминали чешую какого-нибудь сказочного дракона.
- Я соединил их вот этими стебельками! – принялся объяснять Мартин. – Я заметил, что эти стебельки не ломаются, а гнутся, как проволока, и они здесь кругом растут! А листья собрал с земли и деревьев, но я не много. А еще там были жуки! Ты ешь жуков? – и Мартин протянул Яиненмосу пойманных за ночь стеклянных насекомых. Он уже вдоволь налюбовался ими при свете звезд, но потом ему показалось, что Яиненмос может быть голоден. В самом деле, должна же эта птица чем-то питаться? Сам Мартин не чувствовал голода.
- Это очень любезно с твоей стороны. Спасибо, - сказал Яиненмос и с видимым удовольствием принялся клевать жуков, пока Мартин объяснял ему особенности узелков и креплений, которыми он сцеплял листья.
- Ты очень талантлив, - в завершение его рассказа произнес Яиненмос. – И очень сообразителен. Может, поэтому тебе и приснился этот сад – никто, кроме тебя, возможно, не смог бы ему помочь.
Мартину показалось, что Яиненмос улыбается – так потеплели его черные глаза. Мартин смутился. Он не знал, как бы вели себя на его месте другие мальчики, но это было и не важно, ведь здесь не было никого, кроме него. А значит, он будет делать все, что может, чтобы этот сад жил. И сад, и Юя, и Яиненмос. И даже те маленькие птички, что так больно клюются, зато так красиво сияют на солнце.
Когда Мартин облачился в свой плащ, стянув его завязками у шеи, Яиненмос еще раз попробовал взлететь. И на сей раз птицы рванулись к ним, но атаковать не стали, а вскоре и вовсе рассеялись по небу. Путь был свободен.
- Получилось! – перекрикивая ветер, восторженно сказал Мартин.
- Не могло не получиться, - прозвучал у него в голове голос птицы Яри. И в этом голосе слышалась неприкрытая гордость.
Над лесом они летели еще долго, и Мартину даже удалось ненадолго уснуть, крепко держась за перья могучей птицы. Когда он снова открыл глаза, они летели над морем. Внизу расстилалась почти сплошная водная гладь.
- Море? – удивился Мартин.
- Великое море, - отозвался Яиненмос. – Великое и беспощадное. Долго придется лететь над ним. Не все птицы переживают этот перелет.
Мартин вздрогнул.
- Ты выдержишь? – спросил он Яиненмоса.
- Выдержу, - спокойно отозвалась птица. – У меня есть цель. И у меня есть долг.
Мартина эти слова царапнули, как кошачьими когтями по сердцу. Ему почему-то сразу стало неуютно на спине Яиненмоса, как-то неловко. Ему не хотелось думать, что мудрая могучая птица несет его из чувства долга, а не потому, что Яиненмосу хочется помочь Мартину. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, он стал смотреть на воду. И вскоре ему стало казаться, что он видит маленьких рыбок, мелькающих у самой поверхности воды. Он прогнулся немного, совсем немного, чтобы получше их рассмотреть, и едва не соскользнул со стеклянной спины Яиненмоса, в последнюю секунду вцепившись в него мертвой хваткой. И удержался, только заметил, как красная вспышка летит к воде. Ключ! Он уронил ключ!
Не соображая, что он делает, Мартин прыгнул в воду. Благо, ключ еще не успел опуститься вглубь, и Мартин с третьей попытки донырнул до него и схватил, сжав в руке. И только когда вынырнул, хватая ртом воздух, понял, что ситуация куда хуже, чем казалась.
- Мартин! – в испуге кричал Яиненмос, бессильно кружа в небе вокруг него. – Что ты наделал?! Я не могу вытащить тебя из воды!
И Мартин понял – не может. Яиненмос – птица, ему нельзя мочить перья, иначе он не сможет взлететь и камнем уйдет на дно. А вокруг было только море, и волны, которые накатывали одна за другой, и все труднее было удерживать голову над поверхностью. И стеклянный плащ тянул его вниз. А вода была очень холодной, у Мартина стали неметь ноги, пока их не свела судорога. Тогда водная гладь сомкнулась у него над головой, и он слышал сквозь холодную пелену, как надрывно кричит Яиненмос, заливисто, по-птичьи, и не может до него докричаться. Мартина тянуло вниз, и вскоре он даже перестал видеть очертания могучей птицы, а воздуха отчаянно не хватало, и он понял, почему вода стеклянная – она затягивала, как желе. Темнота сгущалась все сильнее, и в грудь давила тяжесть. Воздуха! Пожалуйста, хоть глоток воздуха!..
Через какое-то время Мартин ощутил, что больше не тонет. Более того, он дышал. Но все еще было холодно, и потому он решился робко приоткрыть глаза. Оказалось, что он лежит на темной матово-стеклянной площадке. Понять, на чем же, Мартину никак не удавалось. Плита? Мель? Остров? Вскоре Мартин понял, что он на этой плите не лежит, а плывет – площадка двигалась. А еще ее края колыхались медленными упругими движениями, словно площадка махала крыльями, и, обернувшись, Мартин увидел гибкий тонкий гребень длинного хвоста, взрезающий волны. Тогда сомнений не осталось – скат! Мартин плыл на спине огромного ската, размером с их школьный спортзал.
- Это Эй! – сверху донесся до Мартина голос Яиненмоса. – Эй – владыка морских глубин по прозвищу «Птица Моря». Древний повелитель волн.
- Спасибо, что спас меня, владыка моря! - Мартин встал на колени на широкой спине ската. – Но зачем ты сделал это? Ты не боишься меня и красного цвета? И как ты узнал, что я упаду именно сюда?
- Не суетись, мальчик, - донесся до него голос ската, медленный, гулкий и тяжелый, как звук гонга. – Старый Эй нетороплив, потому не может успеть за твоими быстрыми словами.
- Прости меня, Птица Моря, - исправился Мартин, медленно растягивая слова. – Я хочу сказать тебе спасибо за то, что спас меня.
- Это старый Эй должен благодарить тебя, мальчик. Поскольку старый Эй живет во мраке глубин и не чувствует яда ветра, Эй не может влиять на происходящее с миром. Зато старый Эй еще не лишился своей мудрости, поскольку видит сны, и видит себя птицей в этих снах. И там старый Эй совсем не стар, а летает на городом и иногда видит там мальчика, идущего в школу, который очень боится совершать ошибки. Старый Эй видел, как мальчик взялся за опасное дело, как ломал свой страх и шел наперекор себе. И мудрый Эй, просыпаясь уже старым владыкой моря, все равно проникался симпатией к этому маленькому мальчику, который взял на свои плечи наш небесный свод. Который решил помочь миру, и Великому морю, и старому Эю. Поэтому старый Эй решил помочь мальчику чем-то в ответ, и для этого удачно нашлось время и место. Возьми его, Яри. Старый Эй уже действительно очень стар, и быстро устает от разговоров.
Яиненмос плавно опустился на спину ската. Мартину пришлось оставить свой плащ из листьев – он был очень тяжелым и мокрым. И Яиненмос все равно коротко фыркнул, когда мокрый Мартин снова взобрался ему на спину. Взлетая, Мартин увидел сверху полный размер ската, и ему стало не по себе. Но он закричал:
- Спасибо, Птица Моря! Я не подведу тебя!
- Неси свою ношу бережно, мальчик. А ты береги его, Яри. Мальчик дорог тебе, старый Эй чувствует это каждой чешуйкой, но мальчик этого не чувствует. И ему грустно от этого. Не оскорбляй его молчанием, благородный бывший вожак. Иногда молчание бывает больнее любых слов.
И огромный серый скат, медленно взмахивая своими морскими крыльями, исчез в глубине.
- О чем он говорил, Яиненмос? – немедленно спросил Мартин. Яри долго молчал.
- Я очень испугался за тебя, Мартин, - сказал он наконец. – И, наверное, должен извиниться перед тобой. Я не привык выражать словами мои чувства. Потому, возможно, некоторые слова могли обидеть тебя. Я был вожаком северной стаи, Мартин. И все время моего правления я заботился о моей стае. Но еще никто никогда не заботился обо мне. Для меня это ново и очень ценно. Я хочу, чтобы ты это знал.
- Да ладно, - улыбнулся Мартин, крепче обнимая шею могучей птицы. – Это естественно. Мы же друзья.
- Друзья? – удивился Яиненмос. И после паузы продолжил: - Да. Должно быть, так.
И Мартин мог спорить с кем угодно и на что угодно, что Яиненмос Яри улыбался, говоря эти слова.
Продолжение в комментарии.